Остановите спектакль!

Как много нас, привыкших не смотреть и не замечать чужие трагедии. Так проще. Не показывайте мне сообщения с просьбой о помощи в выздоровлении больного ребенка, не говорите мне о зверствах в приютах для животных, не показывайте бездомных детей… Мы прикрываемся мыслями об обмане, о чьей-то спекуляции на подобных темах, мыслями о том, что все равно ведь от нас ничего не зависит. И как хорошо, что в полчище таких людей встречаются те, которые не боятся. Не боятся помогать, говорить, действовать, играть.

Зрителям XVI международного фестиваля молодежных театров «Славянский перекресток» народный драматический театр МБУК «Городской дом культуры» под руководством Ольги Богдановой представил на суд драму «Домой!…».

Долгий спектакль взял в оцепенение весь зал. Может быть, и хотелось бы пошевелиться, но это было невозможно. Был не театр, не игра актеров, а настоящая ужасная беспощадная жизнь. Давясь комком в горле, борясь с подступающими слезами, хотелось выкрикнуть: «Остановите спектакль! Мне надо выйти, подышать».

Домой! Хотелось домой, обнять детей, поговорить с ними. Зрители глубоко и искренне погрузились в атмосферу полуподвальной жизни.

С первой же минуты драмы поразил Денис Сергеев. Он так честно и правдиво сыграл двенадцатилетнего Фому, что вспомнились асоциальные подростки из передач по телевилению, ребята из соседнего двора, кто-то из собственного далекого детства. Сыргано было профессионально настолько, что казалось, Ольга Богданова подобрала Дениса из подобного подземелья и за конфеты с бананами заставила жить на сцене. Повышенная тревожность, дерганность, постоянное потирание носа, излишняя прыгучесть в движениях — характерные признаки ребенка с девиантным поведением. Как такое можно сыграть подростку-любителю? Это осталось загадкой.

Прекрасно вырисован в своей наглости и бездушности персонаж по кличке Рваный. Роман Тутенко харАктерен и бескомпромиссен в своей игре. Мало что известно о его персонаже (кого-то когда-то, вроде бы, убил), но походка, пластика движений, выражение лица Романа приоткрывают завесу полного погружения на дно, душевной нищеты и рецедивизма. Рваного спасти не удастся, это понятно с первой сцены, где он играет. Была у зрителей маленькая надежда в эпизоде перед распятием Веньки, но и она разрушилась через несколько мгновений.

Символом хаотичной жестокости на служении у вечного спутника несправедливости – беспричинности стал образ Фиги, которого сыграл Александр Карпушкин. Быстрый, как вихрь, он проносился по сцене. Прекрасно воплощены сцены драк и избиений. Ни минуты сомнения, что все происходит на самом деле. У наиболее эмоциональных зрителей вырывалось непроизвольное: «Господи!» или «Боже мой!», когда Александр налетал с кулаками на кого-то из героев драмы. Прекрасно подобран сценический костюм, до сих пор невозможно вспомнить лица молодого артиста, шапка надежно закрывала его, делая из мальчика что-то аморфное, безымянное.

С недетской отрешенностью на сцене проживал свою роль Сергей Якубенко, сыгравший Веньку. Мальчику не больше шестнадцати лет, он внутренне сжат, закрыт, но Сергей показал, какую внутреннюю трагедию проносит этот персонаж. Спокойный снаружи, он и есть олицетворение дома, в который так стремились попасть маленькие жители подвала. Было ощущение, что Сергей не учил сценарий, а говорит от себя. Библейские фразы, конечно, были заучены, но остальное шло от его недетской души.

В эпизоде с рассказыванием сказки наиболее выпукло и масштабно проявился талант Ивана Исаева, воплощенного в образ Близнеца. Любой сказочник позавидовал бы и его дикции, и интонации, и умению руководить своим голосом. Символ беспомощной доброты и одиночества — образ Близнеца трудно удавался другим молодежным труппам. В этот раз и Близнец был на сцене – заметный, цельный, хорошо прорисованный и проигранный.

Наиболее смутное зрительское представление из всех мужских ролей оставил Майк, сыгранный Владиславом Кравченко. Кто он? Принц на белом коне для принцессы-проститутки? Попрошайка с душой романтика? Честный воришка? А в этом и скрыта талантливость подачи материала пьесы. Он такой же аморфный и бестелесный,как Фига, только на другой – на более светлой стороне мрачного подземелья. Он есть и его одновременно нет. Он надежда на светлое будущее и ее отсутствие. А как это сыграть? Режиссер поставила перед своими молодыми актерами слишком непростые задачи. Но все справились на «отлично»!

И самое сложное! Это два свода, на которых держится действие. Две женские роли: Жанна, в исполнении Надежды Смирновой и Танька, которую воплотила в жизнь Наталья Сергеева. Девочки были блестательны. Простая однолинейная роль Таньки прекрасно далась Наталье, мучительные схватки и страстный вопль о нежелании умирать рвал душу и сердце. Пьющая, пустая душевно, но непустая телесно она не знала другой жизни и словно плывает по течению, в ней нет яркого протеста, она рада еде и шубе, согласна рожать. Ей все равно кого любить, лишь бы любить. В каждом встречном она видит брата, мужа, ребенка. Несчастное детское существо, раздавленное взрослой бессердечностью. Роль Жанны более многогранна, она протестует и бунтует. Именно из ее уст звучат пронизывающий холодом крик: «Домой! Хочу домой!». Её психика сломана, она еще такая же как моя соседка по подъезду: непосредственная, красивая мечтательница, но уже переломанная, запуганная, готовая на все ради спасения себя и своих маленьких сомученников. Надежда Смирнова, как никто другой, очень удачно вписалась в роль и прожила её.

Основной позыв, мотивировочное заключение режиссера, как видится, в том, что дети не виноваты в том, что с ними происходит. Виноваты взрослые. Всегда. И чем глубже вина, тем ядовитее и жестче осуждение молодежи. Никто из героев драмы не заслужил той жизни, в которую был погружен. Подростки-актеры умело подобраны Ольгой Богдановой. Никто из них ярко не выделялся на фоне других, но каждый был самоцельной личностью, артистом. И вместе они дополняли и вдохновляли друг друга. Игра не распадалась на отдельные фразы, персонажи и роли, она текла плавно и закономерно, как у профессионалов большой сцены. Понравился и сценический минимализм в декорациях, ничто не отвлекало внимания. Но в самые напряженные моменты действия драмы, когда становилось невмоготу от собственного бессилия и трусости, взгляд привлекало черно-белое изображение Виктора Цоя, который то шептал, то кричал во внутреннем ухе: «Мама – Анархия, папа – стакан портвейна, Все они в кожаных куртках, Все небольшого роста, Хотел солдат пройти мимо, Но это было не просто».

То ли в силу душевной глупости,
То ли просто от одиночества
Я давно перестала спрашивать
У людей их имя и отчество.
Я общаюсь, как будто первая
Собираюсь закончить праздновать,
И, когда отцветаю с вербами,
Забываю про имя спрашивать.
И остался неузнаваемым,
Тот, кто, кажется, был спасением,
И уносятся мысли стаями,
Разбиваясь через мгновение.

Мария Мухина,
фото: Кирилл Карпов

См.также:

• «Домой!..» — фотографии со спектакля (Кирилл Карпов, 19.05.2018)