Новозыбковский способ борьбы с клопами в малоизвестном рассказе Н.С.Лескова

Н.С.Лесков
Клоподавие
Орловский живой вариант к киевской бумаге

<…>

В первые годы моей самостоятельной жизни, протекавшей очень скромно на тихих берегах Оки и Зуши, и мне не хуже отца Созонта приходилось страдать от «обстояния клопиных полчищ». И вот однажды, возвращаясь из одной поездки искусанный клопами до полусмерти, я встретил на постоялом дворе Оттона Карловича Экка. Это был один из многих у нас на Руси людей, которых причудливая гримаса нашей жизни заставила носить чисто русское сердце под немецким именем и фамилией. Больше четверти века прослужил он фельд-хирургом в стоящем в Орле кавалерийском полку, а затем, после Севастополя, выйдя в отставку, он поселился холостяком на своем маленьком хуторе в 7 верстах от Орла и по уши ушел в волновавшее тогда всех живых людей крестьянское дело. Увидав мое чрезмерно кислое от бессонных ночей лицо, он стал спрашивать о причинах моих страданий и, услыхав мои жалобы на клопов, ударил меня по плечу и со смехом утешил:

— Я вас научу простому и приятному способу борьбы с ними. В первый год моей службы, когда я из студенческой комнатки в чистом и опрятном Дерпте попал на кочевой быт полка, который начальство зачем-то гоняло из одной губернии в другую, я не хуже вас страдал от клоповой нечисти. Вся моя личная наука и мудрость хандбухов, вывезенных из Дерпта, где нас учили строго и основательно, была бесплодна, и я погибал от клопа, пока на 3-й год службы не попал в Новозыбков. Там я попал на постой к старухе-огороднице. День был жаркий, и я сел обедать под кленами. Великолепный борщ с ватрушками и сушеные караси, обильно политые настойкой на березовых почках, настроили меня очень хорошо. Способствовали этому и веселые звонкие песни пололок, согнувшихся над грядками так, что мои зоркие глаза могли свободно наслаждаться упругими икрами их белых наливных ног чуть не выше колена. Но когда настала ночь и я вошел в отведенную мне горницу с мягкой постелью и горой подушек, я вспомнил про своего врага и сказал хозяйке, что из-за клопа буду спать у нее в огороде на сене.

— Так ты, голубок, клопа опасаешься?- спросила, хитро улыбаясь, старуха.- Оно верно, спасаемся мы на манер Ноя и по воле господней нечисти не избегаем. Только клопа тебе бояться не след. Я тебе в постельку, рядышком к тебе, средствие положу, и клоп тебя не тронет…

Видя на моем лице недоверие, она продолжала:

— Говоришь, что мои караси да ватрушки по вкусу пришлись, а средствие еще лучше да приманчивее. Верь моему слову. Ложись здесь спокойно во славу божию, а пока будешь раздеваться да богу молиться, я тебе средствие предоставлю.

Постель была так мягка, ласковая старуха пела так убедительно, что я поддался ее уговорам и стал ждать ее «средствия» и с нетерпением и с любопытством.

Через 5 минут она снова вошла, а за ней стояла, скромно потупив в землю глаза, одна из ее огородниц.

— Ну-кось, голубок, какое я тебе средство сыскала: черноглазое, белотелое. Клоп-то, паскудник, бабник да блудник, и терзает только того, кто бабьей прелести гнушается да в одиночку спит, тая зря силу мужчинскую. А ежели при тебе будет вот такая кралечка мяконькая, так неужто клоп дурак, минуя ее тело соковитое, на твое сухокостие позарится. Он свой барыш знает в тонкости и весь в ее тело так и влипнет, а уже твоя забота как подружку занять, чтоб она от твоей стрелы любовной его жальца и не приметила. Разуважь, сироту, миленький: в накладе, голубок, не будешь.

И с этим приветом она тихо вышла, оставив меня наедине со своим средствием. Оно помогло: клопов в ту ночь я не приметил. И следуя этому совету, в молодые годы во всяком случае, а теперь лишь изредка, живу с клопами в дружбе и их не боюсь.

<…>